Елена пишет о простых вещах

"У власти есть традиция. Каждый год нам колют в вену 9 мая. Не для того, чтобы помнили. А потому, что лишь на таких уколах власть и держится. У меня тоже традиция. Я ставлю этот текст, который написал 9 лет назад."

( А я каждый год читаю и плачу.... )

...Дмитрий Быков торжествует.

( *** )

Помнится, лет 10 назад мы заслушивались стихами молодого, но широко известного уже тогда поэта Горохова (65 кг). Прошли годы, и его опусы слегка подзабылись, на смену им пришли другие герои, иные темы.... И вдруг с подачи одной моей френдессы, я решила вернутся к его сочинениям, подвергнуть переосмыслению, новому прочтению. И что же?! Оказывается, у него уже когда были непревзойденные по духоскрепности патриотические строки, которые сейчас, в нашу непростую эпоху наполняются свежей интонацией, обновленным смыслом, звучат остро, дерзновенно и жизнеутверждающе. И что же это значит, друзья? А значит это то, что поэт Горохов (сейчас 69 кг) не только сам прибавил в весе, но и поэзия его стала весомее, заиграла новыми красками и может теперь по праву быть причислена к подлинной классике современенной российской патриотической поэзии.






ПС. Для сравнения - безыдейные, упаднические строки того же поэта.

Маша Махова написала очень хорошие стихи.


Оригинал взят у mahavam в колыбельная

По-моему, совершенно равнозначных
А один автор - просто локальный поэт, имя которого мало кто вспомнит сейчас, а другой - лауреат Нобелевской премии.
А за душу оба стиха берут, положенными на три аккорда или без. Первый мы, как раз, в п/л пели и плакали хором под эти простецкие акккорды, а второй я только на днях прочитала впервые.

Стих 1:

Лошади умеют плавать.
Но - нехорошо. Недалеко.

«Глория» по-русски значит «Слава», -
Это вам запомнится легко.

Шел корабль, своим названьем гордый,
Океан старался превозмочь.

В трюме, добрыми мотая мордами,
Тыща лошадей топталась день и ночь.

Тыща лошадей! Подков четыре тыщи!
Счастья все ж они не принесли.

Мина кораблю пробила днище
Далеко-далёко от земли.

Люди сели в лодки, в шлюпки влезли.
Лошади поплыли просто так.

Что ж им было делать, бедным, если
Нету мест на лодках и плотах?

Плыл по океану рыжий остров.
В море в синем остров плыл гнедой.

И сперва казалось - плавать просто,
Океан казался им рекой.

Но не видно у реки той края.
На исходе лошадиных сил

Вдруг заржали кони, возражая
Тем, кто в океане их топил.

Кони шли на дно и ржали, ржали,
Все на дно покуда не пошли.

Вот и все. А все-таки мне жаль их -
Рыжих, не увидевших земли.



Стих 2:


Он был тощим, облезлым, рыжим,
Грязь помоек его покрывала.
Он скитался по ржавым крышам,
А ночами сидел в подвалах.

Он был старым и очень слабым,
А морозы порой жестоки.
у него замерзали лапы,
точно так же, как стынут ноги.

Но его никогда не грели,
Не ласкали и не кормили.
Потому что его не жалели.
Потому что его не любили.

Потому что выпали зубы.
Потому что в ушах нарывы.
Почему некрасивых не любят?
Кто-то должен любить некрасивых...

Оригинал взят у persona_grata в "Если видишь на картине" или худ.лик.без.

Мне немного стыдно, но я только на днях узнала, что Быков и в самом деле поэт.

Если бы кто-то меня спросил,
Как я чую присутствие высших сил —
Дрожь в хребте, мурашки по шее,
Слабость рук, подгибанье ног, —
Я бы ответил: если страшнее,
Чем можно придумать, то это Бог.

Сюжетом не предусмотренный поворот,
Небесный тунгусский камень в твой огород,
Лед и пламень, война и смута,
Тамерлан и Наполеон,
Приказ немедленно прыгать без парашюта
С горящего самолета, — все это он.

А если среди зимы запахло весной,
Если есть парашют, а к нему еще запасной,
В огне просматривается дорога,
Во тьме прорезывается просвет, —
Это почерк дьявола, а не Бога,
Это дьявол под маской Бога
Внушает надежду там, где надежды нет.

Но если ты входишь во тьму, а она бела,
Прыгнул, а у тебя отросли крыла, —
То это Бог, или ангел, его посредник,
С хурмой «Тамерлан» и тортом «Наполеон»:
Последний шанс последнего из последних,
Поскольку после последнего — сразу он.

Это то, чего не учел Иуда.
Это то, чему не учил Дада.
Чудо вступает там, где помимо чуда
Не спасет никто, ничто, никогда.

А если ты в бездну шагнул и не воспарил,
Вошел в огонь, и огонь тебя опалил,
Ринулся в чащу, а там берлога,
Шел на медведя, а их там шесть, —
Это почерк дьявола, а не Бога,
Это дьявол под маской Бога
Отнимает надежду там, где надежда есть.


( +1 )

Совершенно для меня незнакомое до недавнего времени имя. И только потому этот человек меня заинтересовал, что очень многие и совершенно разные люди писали о его смерти 8 октября с.г. как о личном горе и утрате. Ну вот пошла читать, что за человек такой. Родился.... день в день со мной (ну, понятно, на много лет раньше)....журналист (был религиозным обозревателем "Новых Известий").... премии всякие получал (за противодействие религиозной нетерпимости и почти одновременно - "За самые недобросовестные и злобные публикации против Русской православной церкви").....уезжал жить в Германию, но потом вернулся в Россию....был прихожанином православной церкви....когда умер, то о нём горевали и деятели РПЦ и вайшнавы. Умер в 56 лет. От чего? Написало "после непродолжительной болезни" и "о причинах не указывается".
Вот заметка из "Вечерней Москвы":
"8-го октября скончался выдающийся русский поэт Михаил Поздняев - золотое перо "Новых Известий". Ему было 56 лет. Похороны состоятся на Николо-Архангельском кладбище.
Михаил Поздняев умер в одной из московских больниц. В последние свои дни он был очень слаб и одинок. Замечательный журналист и поэт укрылся ото всех в своей съемной квартире, перестал подходить к телефону и выходить на улицу. Он ушел в себя, перестал общаться с окружающими. Коллеги и знакомые настояли на госпитализации, но Михаил согласился ехать в больницу с явной неохотой. Он словно уже попрощался со всеми и был не готов к возвращению в жизнь из своего одиночества. А потом ушел насовсем."

За всю жизнь он издал 2 книжки стихов.

Вот одно стихотворение.

На Страстной. Выдержка

Бог умрет. На сей счет последних сомнений
не осталось вечером в Понедельник,
в ту минуту, когда, попросив: «Ты мне не
звони до праздника», – твой подельник

телефонную трубку с таким повесил
облегченьем, с каким умывают руки
палачи поневоле, – почти что весел
и нисколько не подозревая о муке

предстоящих дней. И во вторник было
еще чувство, что сделано все как надо,
но уже в среду вечером то знобило,
то бросало в жар, всю ночь из окна то

запьянцовские долетали песни,
то далекие петушиные всхлипы.
До утра шепча: «Воскресни, воскресни!» –
я воображал, как легко могли бы,

трубку сняв, мы забыть о нашем обете
немоты и – хотя бы заочно – кофе,
поболтав, испить... Но в меркнущем свете
началось уже восхожденье к Голгофе.

И когда я в пятницу на колени
перед Плащаницею опустился,
помышлений не было ни о зле, ни
об аде – но лишь о том, что простился

в понедельник с жизнью, что Бога нету,
что Его в могиле сырой зарыли.
Я въезжал в субботу в истину эту,
как и в то, что последний раз говорили

мы с тобой в понедельник, – до острой рези
во всем теле, будто был в мясорубке...
Но уже долетало «Христос воскресе!»
с того света из телефонной трубки.

( Ещё три стихотворения )